Меню сайта

Календарь
Март 2024
ПнВтСрЧтПтСбВс
    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031

 
Статистика

На странице представлены наиболее интересные цитаты из произведений, в которых описывается жизнь Училища.

==================================================================

П. Н. КРАСНОВ

«ПАВЛОНЫ»

1-е Военное Павловское Училище пол века тому назад

Дух Павловского училища

В настоящем, 1938-м году, исполня­ется 75 лет со дня основания Павловского Военного Училища.

В Императорской России было много военных училищ, как общих, так и спе­циальных — кавалерийских, артиллерийских и инженерных. В них поступали юноши, преимущественно окончившие курс кадетских корпусов. Поступала молодежь одного образования, одного воспитания, в значительной степени вышедшая из той же военной среды — казалось бы, и училища должны были бы быть одинаковыми... На деле — каждое имело свой характер, свои особенности — свою душу. И, если понятно, что специальные училища могли отличаться от училищ общих — пехотных — то уже совсем непонятно, почему 1-е Павловское, 2-е Константиновские и 3-е Александровское училища так различались друг от друга? Каждое имело свою душу — и одинаковые по своим программам, быту, офицерскому и преподавательскому составу — они были разными. Я это чувствовал тогда, когда сам был юнкером, но особенно почувствовал, когда, приводя в порядок свои воспоминания о Павловском военном училище, перечитал «Юнкера» А. И. Куп­рина. Мы были юнкерами в одно и то же время: — я в 1-м Военном Павловском Училище, А. И. Куприн в 3-м Военном Александровском — все у нас было так, как описано у Куприна — так — да не так, а временами и совсем не так. Другой дух был у Павловского училища. Над одним училищем реял дух сурового Императора Павла I , над другим — благожелательного, добролюбивого, «либерального» Александра I. Конечно, сказывалось: — Петербург — холодный, замкнутый, строгий, военный, — и Москва — широкая, гостеприимная, радушная, приветливая—интеллигентно-купеческая. Не походили мы и на своих однополчан «Констаперов», — юнкеров 2-го Военного Констан­тиновского Училища. Там царил дух Дворянского полка, более вольный, чем у нас, где была суровая замкнутость Императорского Военно-Сиротского Дома, основанного в 1789-м году Императором Павлом I, переименованного при Императоре Николае I , в 1829-м году, в Павловский кадетский корпус и в 1863-м году в Павловское военное училище. Сказалось, несомненно, на дух училища влияние первых его начальников и батальонных командиров. Суровый, строгий, сухой, человек долга Генерал Майор Петр Семенович Ванновский, в течение первых пяти лет существования училища был его начальником, а полковник Лейб-гвардии Финляндского полка Н. К. Тендер его батальонным командиром. На протяжении 14 лет батальонными ко­мандирами были Финляндцы: — А. В. Тизенгаузен (1864-1872), С. В. Рыкачев (1872-1877). Эти первые начальники учили­ща — Ванновский, Пригоровский и Акимов и первые батальонные командиры привили училищу тот строгий, «спартанский» дух скромности, сурового исполнения долга, простоты и гордости своею солдатскою долею... Со стороны нас называли «дисциплинарным батальоном». Мы этим гордились. Дисциплина была твердая и суровая. Она перемалывала человека, сгибала, но не ломала.

 

==================================================================

С. Надсон

Сочинение стихотворения относится ко времени пребывания Надсона в Павловском ВУ (2-ю военную гимназию он окончил в 1879г.) «учёные» - лекторы училища, «творенья» - их учебники. Стихи Надсона «на злобу дня» юнкерской жизни обыкновенно быстро расходились по рукам его товарищей. Вообще не проходило недели, чтобы Надсон не написал что-нибудь, касающееся внутренней жизни училища. Этот стих я получил через бывшего офицера ПВУ, ныне генерала-лейтенанта и известного военного писателя И.И. Защука.

Ник. Жерве

Сон

(шуточное стихотворение)

 

Сегодня тревожный мой сон на заре

Смущали больные видения:

Мне снилось, что жгут на огромном костре

Учёных и все их творенья.

Громадные кипы записок и книг

Пылали сильнее пожара,

И я ощутил в голове своей вмиг

Ужасное чувство угара…

Как бочка наш толстый Ставский горел,

Как факел пылал Барановский,

И с грустью на это безчинство смотрел

Мудрейший из мудрых Гавловский.

Заркевич горящих крестом осенял

И кланялся всем благосклонно,

А стряпчий Бакшеев кричал и стонал.

Что это совсем не законно.

Вокруг архимедикус Мицко ходил,

Учёный известнейший в мире

И каждого – «был ли на низ» - он спросил

И соло сыграл на клистире…

Со звоном и треском горел Энгельгардт,

Берг, что-то считал и сбивался,

И долго Пашкевича резкий дискант

Над скорбной толпой раздавался.

Горевший костёр наконец догорел…

Над грудой костей и золою

Агарков всем «вечную память» пропел,

И я был разбужен трубою…

Ц-ский на этот костёр не попал

Он сам себя спас от страданья.

За глупость бедняжку никто не признал

Достойным учёного званья.

Журнал «Кадет Петровец» №10, с.27-28. Издавался во 2 кадетском Императора Петра Великого корпусе.

==================================================================

Спиридович А. И.

Записки жандарма

Павловское военное училище помещалось в Петербурге в огромном здании на Большой Спасской улице на Петербургской стороне. Курс училища был двухгодичный. Атмосфера серьезности, деловитости, военщины в лучшем смысле слова, охватывала входившего в училище. Там все было построено на мысли: выработать в течение двух лет из бывшего кадета образованного хорошего пехотного офицера. Отсюда вытекал и весь режим училища с его системой обучения и воспитания. С первого же дня бывших кадет выстраивали на плацу и начинали беспощадно гонять маршировкой под оркестр музыки неимоверно большим и скорым шагом. Мы изнемогали от непривычки, особенно малые ростом, но на это не обращали внимания. Тогда же учили отданию чести. То была первая муштровка, посредством которой новым юнкерам сразу придавали военную выправку и молодцеватый вид, что не трудно было сделать с кадетами и без чего училище не выпускало в город своих юнкеров. Нас разбили на роты, при чем я и еще два аракчeеевца попали в первую роту, которая называлась ротой его величества. Через несколько дней нас привели к присяге. На плацу построилось училище с хором музыки... В тот же день мы получили первое предупреждение относительно революционеров. Каждому из нас выдали памятную книжку Павловца, в которой был помещен старый приказ по военно-учебным заведениям, касающийся революционной пропаганды среди военных. В 80-х годах тогдашним социалистам-революционерам удалось проникнуть в военную среду и сорганизовать в Петербурге несколько военных кружков, куда были вовлечены и несколько юнкеров Павловского училища. Дознание раскрыло всю организацию. Государь милостиво отнесся к юнкерам и наказания, которые они заслужили, были значительно смягчены. К этому печальному для военных эпизоду и относился приказ, предостерегавший юнкеров от революционеров. 23 Мы очень заинтересовались им и не раз беседовали затем о революционерах и их подходах к военным. Для многих юнкеров это предостережение сослужило хорошую службу в столице, где неопытная молодежь часто наталкивалась на разного рода просветителей и пропагандистов, для которых военная среда была всегда очень заманчива. Военное обучение и образование были поставлены в училище образцово... В результате мы увлекались военным делом со всем пылом молодости. Мы старались довести строй, ружейные приемы и гимнастику до щегольства. Многие перед сном проделывали ружейные приемы и гимнастические упражнения перед громадными зеркалами, и это считалось вполне нормальным. Знание воинских уставов назубок считалось шиком и доходило даже до ненужных подробностей. Так, например, некоторые знали, какой вес по закону должна иметь офицерская перчатка или офицерский нейзильберовый свисток. Быть по одежде, по выправке и строю лучше других училищ, быть по стрельбе "выше отличного", ходить быстрей стрелков - считалось идеалом. Параллельно шло ознакомление со всеми новыми военными течениями по литературе; юнкера увлекались модными и очень популярными тогда книжками Бутовского. Его "Воспитание и обучение современного солдата" было настольной книжкой многих юнкеров старшего курса; его "Наши солдаты" - читалась всеми. По ним знакомились мы с психологией будущих подчиненных, мы старательно готовились быть хорошими офицерами. Примеры блестящих строевых офицеров были у нас перед глазами - это наши училищные офицеры. Два брата Герчиг, Лелонг и 24 Крашенинников особенно ценились юнкерами. Позже, один из братьев Герчиг командовал полком в Феодосии в 1905 году в то время, когда туда пришел бродивший по Черному морю, под начальством одного из одесских товарищей, взбунтовавшийся "Потемкин Таврический". Город был в панике. Отцы города готовы были выполнить все требования бунтовщиков, но Герчиг рассыпал одну из своих рот по берегу моря и, когда к городу приблизилось высланное броненосцем судно, Герчиг дал по нему несколько залпов. Несколько человек перекувырнулось в море, и этого было достаточно: подошедшие повернули обратно, и броненосец ушел, как оказалось позже, к берегам Румынии. Общеобразовательные науки преподавались лекционно. Незаметно прошел первый год училища и промелькнул второй. Мы были на старшем курсе. Некоторые из нас, а в том числе и я, были произведены в портупей-юнкера... В тот год я выбрал скромную вакансию в квартировавший в Вильне 105 пехотный Оренбургский полк. 4 августа 1893 г. в Красном селе у царского валика мы были произведены вофицеры.

Харьков, Изд-во «Пролетарий», 1928

Материал представлен наhttp://www.hist.msu.ru/ER/Etext/gendarme.htm

==================================================================

Из воспоминаний выпускников Пажеского корпуса

Воспоминания князя Н.Л. Барклай-де-Толи Веймарн

старшего камер-пажа и знамёнщика выпуска 1913г.

Красносельский лагерь и наш барак
Мы жили дружно со всеми училищами, за исключением Павловского пехотного. Со времен давным-давно забытых, антагонизм между пажами и павлонами традиционно передавался из поколения в поколение. Они нас презрительно называли «пижами» и «шаркунами», а мы их «павлонами» и другими менее благозвучными именами. Их было 600-700 человек, нас всего 60-70. Физическая сила явно была на их стороне и, пользуясь ею, они часто притесняли нас. Много было столкновений с павлонами и главной ареной этих столкновений являлось Дудергофское озеро. Если во время катания в нашей единственной лодке мы не были начеку, то могли быть уверены, что она очень быстро будет окружена многочисленными лодками павлонов и перевернута в воду со всеми сидящими в ней пажами. Мы мстили их грубой силе как могли. Павлоны, идя на стрельбище, должны были пересечь парадную линейку у нашего барака и пройти по дороге, отделяющей нас от Лейб-гвардии Финляндского полка. Как только раздавался крик дневального «Павлонов несут!», мы были готовы к их встрече. Если они шли под командой офицера, то — увы, для нас все проходило спокойно. Если же офицера не было, то мы вооружались всевозможными причудливыми медицинскими аппаратами, в том числе огромным, специально для этого заготовленным пульверизатором. Пропустив павлонов через переднюю линейку, мы, предшествуя и следуя за ними, «дезинфекцировали» какой-то невероятно плохо пахнущей жидкостью дорогу их прохождения. Великолепно дисциплинированные и во всех отношениях блестящие павлоны, свято сохраняя неприкосновенность своего строя, ничем не могли реагировать против наших выходок, и только их озлобленные взгляды высказывали их душевное состояние.
Когда наши отношения с павлонами обострялись настолько, что рисковали вылиться наружу и впутать в наши «семейные дела» начальство, мы взаимно искали исхода к успокоению темпераментов. Таков был случай во время инструментальных съемок в 1912 г. Павлоны стали вытаскивать наши триангуляционные вехи и переставлять их на другие места. Мы, конечно, не остались в долгу и последовали их примеру. Такое положение вещей не могло продолжаться, так как оно лишало возможности, как нас, так и павлонов продолжать съемки и отозвалось бы весьма плачевно на наших учебных успехах. Инцидент, к счастью для обеих сторон, был скоро улажен. Наш фельдфебель Безобразов и фельдфебель павлонов встретились где-то на нейтральной почве и пришли к соглашению, по которому павлоны обещали сохранять неприкосновенность наших вех, а мы, со своей стороны, обещали не «дезинфекцировать» дороги при их прохождении мимо нашего барака. Компромисс этот строго сохранялся, но это не мешало тому, что потопление нашей лодки продолжалось, как и раньше, а мы вместо «дезинфекции» нашли много других каверз, чтобы изводить павлонов. Так например, мы завели огромные монокли на широких желтых лентах, подзорные трубы и бинокли не меньших размеров (приобретенные у Пето на Караванной), чрез которые мы свысока смотрели на павлонов при их прохождении мимо нашего барака. К сожалению, некоторые из наших каверз были лишены остроумия и иногда выходили из рамок приличия. Подчеркну, что наш антагонизм с павлонами был основан на традиционных, а не на личных чувствах, и являлся исключительно «групповой», а не стихийной необходимостью. Единичных павлонов мы не затрагивали, так же как и они не затрагивали единичных пажей. Юнкер Павловского училища производящий, например, съемки на нашем лагерном участке, считался нашим гостем, и мы всегда приглашали его, как в наш барак, так и к нашему обеду или завтраку.

Материал представлен на http://www.ruscadet.ru/library/01-books/hazin/06.htm
 
==================================================================
 
Макаров Юрий Владимирович

Моя служба в Старой Гвардии. 1905–1917.

Вообще, чем хорошо было Училище, это тем, что за нами, первый раз после семи лет, признавали права, правда, небольшие, права нижнего чина, но все-же права. На несправедливости и грубости можно было жаловаться. Помню раз уже на старшем курсе, на уроке верховой езды, идя в смене первым номером, я нарочно пошел полной рысью, заставляя всю смену скакать за мной галопом. Наш инструктор, лихой штабс-ротмистр Гудима, несколько раз мне кричал: «первый номер, короче повод!», наконец потерял терпение, огрел меня бичем по ноге и выругался непечатно. На удар бичем нельзя было обидеться. Тот, кто гоняет смену, всегда мог сказать, что хотел ударить по лошади, но на ругань я обозлился и, выйдя из манежа, принес официальную жалобу батальонному командиру. Конец был такой. За шалости на уроке верховой езды меня посадили на двое суток, но на следующем уроке, в присутствии всей смены, Гудима передо мной извинился.

==================================================================

А. Марков

Кадеты и юнкера

Воспользовавшись моим первым днем отпуска, я поспешил свидеться с товарищами по выпуску из корпуса, бывшими в Михайловском артиллерийском и Павловском училищах. Михайловцы и обстановка их училища произвели на меня впечатление настоящего храма науки, а мои давние товарищи по классу приобрели, скорее, вид ученых, нежели легкомысленных юнкеров. Чувствовалось, что училище живет серьезной трудовой жизнью и в нем нет места показной стороне. Павловское военное училище также имело свое собственное, ему одному присущее лицо и свой особый дух. Здесь словно царил дух сурового императора, давшего ему свое имя. Чувствовалось во всем, что это действительно та военная школа, откуда выходили лучшие строевики нашей славной армии. Юнкера здесь, каждый в отдельности и все вместе, постоянно сохраняли подтянутый и «отчетливый» вид, точно все время находились в строю, даже проходя в свободное время по помещениям училища, старались держать строевой шаг. Легкий запах юфти, такой характерный и приятный всякому военному человеку, здесь вполне гармонировал с общей строго военной обстановкой. Немудрено поэтому, что в описываемое, теперь уже далекое время с батальоном Павловского военного училища на парадах в Петербурге не могла конкурировать ни одна из частей гвардейской пехоты, безукоризненный строй которого и все перестроения возбуждали всеобщий восторг и вос­хищение.

==================================================================
 
 Александр Ветлиц

"Заря с церемонией"

Готовиться к «заре с церемонией» начали месяца за три. В почетный караул к «Царскому валику» из нашей роты было выбрано 60 человек, с которыми велись ежедневно дополнительные строевые занятия. Меня же мало того, что назначили в этот караул, выбрали еще и в «парные часовые», которые должны были стоять на виду у всех, у входа в Царскую палатку. Кроме меня, в парные часовые были назначены юнкера Несмелов, очень красивый кавказец Кулюкин, и еще один, чью фамилию точно не помню, а ошибиться не хочу. С этим назначением шутить было нельзя, так как стоять придется рядом с Государем, на виду у всех, и, сознавая, что на тебя смотрят тысячи глаз, готовых заметить твой самый маленький промах, который никогда не забудется не только начальством, но и теми же юнкерами. Все эти возможные случаи приходили мне в голову, но я над ними не задумывался, а был горд и счастлив тем, что мне оказано такое доверие. Перед обедом ко мне зашел мой закадычный приятель, юнкер, лезгин, Шамс Эддин Алхаз Гуссейн Доногуев, сын наиба Шамиля. Он осмотрел меня с ног до головы и сказал мне: «Смотри, Александер, не подведи!». В три часа раздались, наконец, крики дневальных: «Все-на линию!» В один миг мы все выбежали на переднюю линейку и услышали приближающиеся к нам крики «ура». Это войска приветствовали своего Вождя, а скоро увидели его и мы. Государь ехал верхом и, подъехав к нам, крикнул с улыбкой: «Здравствуйте, мои молодцы юнкера!». Тут грянуло такое могучее «ура», что у меня в ушах зазвенело, и в воздух полетели сотни белых фуражек, сорванных в порыве вполне понятного восторга с молодых юнкерских голов. Глаза мои сами собой впились в Государя, так как все в нем меня интересовало, и особенно его посадка. Я сразу увидел, что он опытный, вросший в седло ездок. Осталось у меня в памяти и его довольное от нашей встречи лицо. Хорошо помню я и двух трубачей-конвойцев, лихо сидевших на своих чудных горских конях. Дальше ехало человек восемьдесят блестящей свиты, среди которых выделялись своими формами военные агенты иностранных держав. Сзади свиты ехала коляска, которую везли шесть белых, как снег, лошадей. Ими правили дворцовые жокеи в париках, что мне совсем не понравилось. В коляске сидела Императрица Александра Федоровна, а левее ее — французский президент. Дальше шли экипажи с Великими Княгинями и Княжнами. В одном из них сидела со своей матерью Великая Княжна Елена Владимировна, будущая греческая принцесса, замечательная красавица того времени. В общем, впечатлений было столько, что моя голова удержала только малую часть виденного, о чем я, как всегда правдиво, и делюсь с читателями. Не успела последняя коляска проехать, как всем назначенным в почетный караул приказали строиться и после беглого осмотра повели к Царскому валику, отстоявшему довольно далеко. Когда мы пришли туда, нас четверых, назначенных в парные часовые, вызвали и увели в палатку приводить себя в приличный вид. Явилось все начальство и нас еще несколько раз осматривали и давали наставления, видимо волнуясь. Наконец нас повели на довольно высокий валик, — первую смену, состоявшую из меня и Кулюкина. Поднявшись по лестнице, мы оказались на довольно большой, круглой площадке, позади которой и посередине стояла большая царская палатка, а в трех-четырех шагах от входа в нее лежали на песке толстые круги, на которые нас и поставили, меня справа, а Кулюкина слева. Все время «зари с церемонией» было, по-моему, рассчитано по минутам или даже по секундам, так как едва наше начальство спустилось с валика, как к нему подлетела парная коляска, из которой вышли две дамы. Они поднялись на валик, и подошли к палатке. Мы совершено не знали, кто они, но Кулюкин мигнул мне, и мы оба одновременно отдали им честь, взяв винтовки на караул по-ефрейторски. Дамы очень мило нам улыбнулись и кивнули головой в знак благодарности. После этих первых прибывших, коляски стали подъезжать одна за другой. Появилась на площадке и красавица Елена Владимировна, которой мы взяли на караул с особым удовольствием. Она, конечно, знала силу своей красоты и, поняв, очевидно, наше настроение, очаровательно нам улыбнулась. Сколько времени продолжался подъезд, сказать не могу, так как время перестало для меня существовать. Но вот к валику подъехал сам Государь и только что успел он слезть с лошади, как подъехала и коляска с Императрицей и президентом. Царица была, как и все свитские дамы, вся в белом, а президент в цилиндре и во фраке, на котором сияла большая звезда и ярко выделялась красная лента. Президент был довольно полный и представительный мужчина. Взойдя на валик, он проводил Императрицу в палатку, а сам остался на площадке, став в двух шагах от меня. До сих пор я описывал все виденное мною с точностью фотографического аппарата, но в дальнейшем, боюсь, память мне изменяет, так как с тех пор прошло уже ровно 70 лет, а, кроме того, в тот день я видел слишком много и моя молодая голова не могла всего вместить и удержать в памяти. Хорошо помню, что на валике стояли одни дамы, из мужчин был один только президент и мы с Кулюкиным. Меня очень удивило, что на площадке не было ни одного Великого Князя и никого из свиты Государя. Все стояли внизу. Государь, сойдя с лошади, пошел здороваться с почетным караулом и принимать рапорта от фельдфебелей и вахмистров Шефских рот и эскадронов. Сборный оркестр, в котором участвовало много сотен музыкантов, сыграл зарю, а великан-барабанщик Преображенского полка внятно прочел молитвы - «Отче наш» и «Спаси, Господи». Приняв рапорта, Государь взошел на валик, вторично поздоровался с нами и сказал: «Стоять вольно!» Начался концерт огромного духового оркестра. Вдруг хлынул ливень, и все, начиная с Государя, промокли до нитки. Нас сменила вторая пара часовых, и мы, спустившись с валика, вошли в палатку и ничего больше не видели. Все пережитое в тот знаменательный для нас день было настолько величественно и красиво, а вместе с тем и просто, что осталось в памяти навсегда. Особенно большое впечатление произвела на нас молитва, которую читал барабанщик, и Царь вместе с нами и с простыми солдатами молился Богу. В общем, все сошло прекрасно, и на следующий день во всех русских, а потом и в иностранных газетах появилось описание «зари с церемонией» с лестными отзывами о нас, парных часовых. Один из военных журналов кончал свою статью словами: «Так могут стоять только юнкера Павловского военного училища»... Муштровка дала свои результаты.

Военная Быль», №129 – сентябрь 1974г. С.28-30.

==================================================================

Дополнения из книги воспоминаний Репина.

 Ночью дежурили дневальные один в первой очереди, а другой во второй. Когда во 2-й роте оба отделенных офицера серъёзно заболели, а батальонный командир не прибыл то Начальник (Ванновский) сам приходил на занятия и помогал ротному командиру. В нём не было формализма и недоступности прежних Директоров Кадетского Корпуса. Юнкерам разрешено было курить табак, но только в определённых местах. Была устроена читальная комната. Собственные книги юнкера могли иметь, но не иначе, как сперва предъявляя их своему отделенному офицеру, подпись которого должна была быть на книге, за несоблюдение этих правил очень строго взыскивалось с виновных. В отпуск увольняли до 22 часов вечера. Желавший воспользоваться отпуском до поздних часов должен был записаться в особую книгу имеющуюся в каждой роте. Пользовались этим для похода в театры особенно в Мариинский. 1864 г. синие погоны были заменены красными на эполетах и на погонах иметь "П" под короной. Эпидемия тифа и свинки в начале 1865 г. : "Надо было видеть ту сердечную и тёплую заботливость, какую оказывал Начальник Училища к больным и как его печалило несчастье, постигшее заведение. Генерал Ванновский несколько раз в сутки посещал лазарет, установил самый тщательный уход за больными, не жалел денежных средств на покупку всего нужного для больных, приглашал на консилиум знаменитых врачей Санкт-Петербурга, и благодаря только неусыпной заботливости Начальника болезнь стала поддаваться лечению и эпидемия прекратилась." В праздничные дни были лекции для желающих - эти лекции охотно посещались служащими и юнкерами. Лекции  по Военной Истории читал полковник Драгомиров. В одном из приказов по училищу о наложении строго взыскания за невоздержанность говориться: "... Не приучась в стенах училища строго следить за собой и сдерживать свои порывы вы перенесёте распущенные привычки и в офицерский быт, где они будут иметь более печальные последствия - одна рюмка водки, выпитая не во время, может повлечь к исключению из службы,обратив полезного офицера в никуда негодного пролетария". Пригоровский  разрешить юнкерам после обеда ложиться отдохнуть на кровати на 1 час но с условием снимать сапоги, этой льготой очень дорожили юнкера и многие начали пользоваться, и привыкнув, стали спать так крепко, что дежурным и дневальным много было труда своевременно разбудить заспавшихся.

==================================================================

А.И. Леман

ПО БАРАБАНУ.

(Изъ воспоминанiй юнкера).

 

ТЕМНЫЙ покровъ ночи еще окутываетъ безмолвный спящiй городъ, но въ длинномъ невысокомъ зданiи на томъ берегу Невы, противъ Исаакiевскаго собора, уже красными пятнами рдѣютъ огни. У воротъ, выходящихъ на Кадетскую линiю, завернувшись въ овчины, дремлютъ дневальные. Изнутри зданiя гулко несется рѣзкая дробь барабана.Проклятый барабанъ! Какъ настойчиво и властно онъ требуетъ пробужденiя и призываетъ къ перекличкѣ. Какъ не хочется оставлять теплую постель и итти въ умывалку, гдѣ уже слышится плескъ воды.Тяжела военная дисциплина. Но нигдѣ я не встрѣчалъ той строгости и формализма, которые царили въ описываемое время въ Павловскомъ училищѣ. Я былъ потомъ офицеромъ, служилъ въ разныхъ частяхъ, наблюдалъ, разспрашивалъ и пришелъ къ твердому убѣжденiю, что юнкерская служба въ училищѣ была нисколько не легче службы въ дисциплинарномъ батальонѣ, предназначенномъ для чиновъ, нуждающихся въ карѣ и исправленiи. Признаюсь, я сохраняю это убѣжденiе до сихъ поръ.

==================================================================
Из статьи ГЕНЕРАЛ СЕРГЕЙ ЛЕОНИДОВИЧ МАРКОВ


Павловское Военное Училище. Преподаватель тактики генерального штаба капитан Марков. Идут репетиции в одном из классов. Заместитель инспектора классов генерального штаба подполковник А.А.Колчинский получает по окончании испытаний экзаменационный лист с выставленными отметками. Собираясь занести их в официальный журнал, он неожиданно обращает внимание на то, что самые высокие отметки - единицы; остальные - нули. Не желая взять на себя ответственность занесения этих странных результатов, подполковник Колчинский решает дождаться возвращения Инспектора классов и по приезде последнего показывает ему поданный капитаном Марковым экзаменационный лист. Точно так же пораженный отметками, Инспектор классов просит подполковника Колчинского переговорить с капитаном Марковым. - А что же делать, если они ни черта не знают?! - возражает капитан Марков. Однако, это возражение вызывает сомнение у подполковника Колчинского. В дальнейшем разговоре выясняется, что капитан Марков произвел экзамены по программе ген.штаба, предусмотренной для Военных Училищ. Это обстоятельство приводит к повторению экзаменов, в результате которых капитан Марков подает лист с экзаменационными отметками. Теперь самый низкий балл - 11; остальные - 12. На новое объяснение следует ответ: - Этот курс они прекрасно знают, и, кроме того, раз вы этого хотели... Маленькая забавная подробность. После первых, отмененных, экзаменов юнкера Павловского Военного училища заказали по телефону гроб, который и был доставлен на квартиру капитана Маркова. Реакция капитана Маркова мне неизвестна. (Из "Вестника Первопоходника" номер 75, стр. 22, Маленькие сценки (сценка вторая), материал предоставил А.СЕЛИВАНОВ)
==================================================================

Copyright MyCorp © 2024   Сделать бесплатный сайт с uCoz